Истоки | |
"В 2000-м году (условная дата) заканчивается эра Рыб и начинается эра Водолея, происходит смена пятой расы на шестую, человечество меняется качественно по своей структуре незаметно для себя. Но чтобы человечество в общей своей массе поднялось с одного Уровня развития на другой, Высшим Учителям приходится проводить огромнейшую работу для осуществления данного шага. Для людей она остаётся незримой или воспринимаемой как какие-то катастрофические или трагические события своей жизни. Но они необходимы, так как часто, чтобы внедрить новое, приходится ломать старое. Именно поэтому к концу 20-го века на Земле начались сплошные катаклизмы, стихийные бедствия, массовые переселения людей. Менялся ландшафт планеты, её климат, и неминуемо должно было измениться само человечество и по своей внешней оболочке, и по своему тонкому строению. Число его тонких тел с семи должно было увеличиться до девяти, что свидетельствовало о его участии в будущем в новых энергетических процессах Земли. Это, в свою очередь, говорило о необходимости расширения его космического сознания, нового понимания и осмысления всего, происходящего вокруг. А для последнего требовались новые знания, новая информация. Её всегда низшему миру поставляет Высший мир, покровительствующий ему. Изменение сознания человека происходит через освоение новых понятий, а они появляются у него только при изучении новых знаний. И таким образом мы подошли к тому пункту, который объясняет, для чего миру посылаются периодически посланники Бога. Особые души, обладающие в своей матрице определённым набором космических понятий, спускаются из Высшего мира в земной для проведения определённой работы, связанной с повышением Уровня человека. Одни ведут практические работы: занимаются экстросенсорикой, ясновидением, предсказаниями всякого рода, магией и т.д.; другие являются проводниками новых знаний. Мы явились трансформаторами новых знаний, то есть преобразовывали посылаемую Высшими энергию в новые знания, доступные для понимания человечества, являясь своего рода переводчиками с Высшего на Низшее, человеческое. Так как нам предстояло работать с мощными энергиями, то мы должны были иметь определённое строение. - - - Подготовка нашей физической материи происходила задолго до вселения наших душ в материальные тела. Сначала на небесах, а точнее - в Высших сферах, был разработан грандиозный проект по перестройке Земли и переводе её на новый, вышестоящий Уровень развития, а это означало перевод планеты в диапазон более высоких частот энергий. Привнесение новых энергий в человеческую среду и перевод душ из пятой расы в шестую – это всего лишь малая часть данного проекта. Но мы не будем говорить о его полных масштабах, а остановимся на том, что касается непосредственно посланников, цель которых – подтянуть отстающих и желающих перейти в следующую расу и открыть дорогу человеческому сознанию в Высшие миры. До появления нас, посланников, на Земле в физической форме необходимо было качественно подобрать биологическую материю по особым показателям. Их материальные тела в отличие от тел обычных людей должны были в будущем подвергнуться высоким энергетическим перегрузкам. Материя их тел должна была выдерживать на себе Божественный огонь, а также в равной степени нормально воспринимать земные сорокоградусные морозы и физическую сорокоградусную жару. Она должна была обладать сверхпроводимостью тонких энергий и одновременно служить защитой для тонкоэнергетических душ. Понятно, что Божественный огонь и физический нельзя сравнивать, так как различна их природа, хотя у них есть одно общее свойство – они способны сжигать грубую материю. Но потенциал Божественного огня намного превосходит мощь физического пламени, поэтому для пропуска его через конструкцию человеческого тела требуются специальные тонкие построения. Посланники должны были находиться под мощными воздействиями энергий вышестоящего мира в период работы, связанной с приёмом новой информации, поэтому материя их физических и тонких оболочек должна была выдержать все нагрузки и перегрузки. Это – небольшая прелюдия к техническим и физическим требованиям, предъявляемым к материальным телам будущих посланников. Поэтому корни здесь имели особое значение. Для получения требуемого качества органической материи по женской линии Стрельниковой Л.Л. и Секлитовой Л.А. соединили армянский род Мартиросовых, живших на южном Кавказе, и сибирский род Добролюбовых, живших в восточной Сибири (г. Иркутск у озера Байкал). Этим как бы воссоединили горячую кровь с холодной, умение выносить сильную жару и сильные морозы. Но энергетические корни, дарующие потомкам необычные свойства, шли от рода деда Ларисы Александровны – Мартиросова Левона Арутюновича, родившегося 15 июня 1903 года на южном Кавказе. У него были отец Арутюн, мать Ануш и младший брат, когда произошли трагические события 1915 года. Левону было тогда 12 лет, кстати, это - возраст (11-12 лет), когда у детей резко меняется судьба, или они вместе с семьёй переезжают на другое место жительства. (В редких случаях наступает смерть, если ребёнок имел кармические долги). У Левона изменилась и судьба, и место жительства. В этот период они жили в армянском селении. Родители послали Левона в горы пасти овец, которых было всего три. И это спасло ему жизнь. Он ушёл далеко от селения, выбрав небольшое горное пастбище. Как всякий ребёнок, пока овцы паслись, он заигрался среди нагромождений камней. То ящерица пробежит, то жук проползёт, то бабочка пролетит – всё интересно и за всем хочется пронаблюдать. А в это время полчища турок, перейдя границу, уже топтали его родину. Они, как чёрный смерч, проносились по армянским селениям, убивая всех, попавшихся на пути. Это событие достаточно достоверно и подробно описано в исторических документах, а мы, слышали об этой трагедии со слов отца. Он не любил вспоминать о нёй, и только при наших настоятельных просьбах с грустью рассказывал о том, что осталось во впечатлениях двенадцатилетнего мальчика. Пока он пас овец и любовался природой, в его селе разыгралась кровавая драма. Смертоносным облаком на жителей обрушилась толпа скачущих на конях с мечами наголо, гикающих и орущих турок. Кровавым ураганом пронеслись они по селу, убивая попавшихся на пути стариков, детей и выискивая прячущихся. Но последних было мало, потому что турки напали так внезапно, что люди не успевали сделать даже три шага в сторону своего спасения. Всё время, пока шла кровавая резня, Левон волею судьбы был храним в горах. И в этом проявилась первая мистика в его жизни: мальчика изолировали от страшной ситуации, хотя, надо сказать, что родители не хотели его посылать пасти овец, но дядя, родной брат матери, настоял на том, что ему пора привыкать к взрослой жизни и учиться самостоятельности. Настойчивость дяди спасла племяннику жизнь. Когда Левон, поздно вечером спустился с гор в село, его встретила необычайная тишина. Не слышно было привычного человеческого говора, лая собак, блеянья баранов. Страшное зрелище открылось взору мальчика: вокруг, на улицах, во дворах лежали мёртвые тела: дети, мужчины, женщины – все в неестественных позах то здесь, то там обречённо распластались на земле. Рядом валялись собаки, овцы. Все были мертвы и окровавлены. Зрелище было ужасным. Холодом и страхом охватило детскую душу. На такой привычный, а теперь неузнаваемый мир, было страшно смотреть. До этого его знакомые и соседи, встречающие мальчика улыбкой и добрым словом, лежали мёртвыми с перекошенными от ужаса лицами. С замирающим сердцем, весь онемевший от увиденного, Левон подошёл к своему дому. В маленьком каменном дворике лежала неподвижная мать, обнимающая мёртвого маленького брата, и отец. Левон бросился к ним и попытался найти в них признаки жизни, но те страшные раны, которые он обнаружил на их телах, были не совместимы с жизнью. Мальчик понял, что все они мертвы. Слёзы брызнули из его глаз. В горькой печали и растерянности стоял он посреди двора, слёзы неиссякаемым ручьём катились по щекам. В мгновение он понял, что остался сиротой и совершенно беззащитен в этом страшном мире. А ещё он осознал, что в родном селе ему больше нечего делать, оно превратилось в логово смерти. Он вошёл в дом, взял портрет матери, висевший на стене, (у отца и брата фото не было, так как в то время фотография была редкостью), и пошёл прочь в надежде найти живых. Из всего селения остались трое: пастух, в период нападения пасший общее стадо сельчан далеко в горах, и ещё один мужчина, который по своим делам ходил в горы. Теперь мы понимаем, что это не случайность спасла трёх людей из данного селения, а такова была их программа жизни. Поэтому в нужное время их Свыше отвели от этой страшной бойни. За одну ночь, как говорит история, было убито больше миллиона армян, в том числе мои (Людмилы Леоновны) дедушка и бабушка (а Ларисины – прабабушка и прадедушка), а также и почти все родственники по армянской линии. Отец остался сиротой, но портрет матери он всегда носил с собой, куда бы ни забрасывала его в последствии судьба. А когда он обзавёлся своей семьёй, портрет матери постоянно висел у него в комнате над его кроватью. Оставшиеся в живых мальчик и двое мужчин отправились в другие селения искать помощи. Они проходили через такие же мёртвые селения, кругом их встречали валяющиеся мёртвые и окровавленные люди, изуродованные тела. Страшным смертельным ужасом веяло отовсюду, на это невозможно было смотреть. И впервые в детской груди зародился жгучий протест против смерти. Долго бродили они от селения к селению, пока не вышли к живым людям. Как после этого складывалась судьба отца, он не рассказывал подробно, только коротко говорил, что прошёл детдом, скитался, потом попал к дальнему родственнику с такой же фамилией и остался жить у него. У них с женой не было детей, поэтому более трёх лет он оставался у них. И в автобиографии для отдела кадров впоследствии он указывал в качестве родителей их имена, скрывая, что он сирота и что истинные родители его были убиты. Такая автобиография была угодна контролирующим органам КГБ. Это помогало избежать репрессии, потому что долго бы пришлось контролирующим органам объяснять, почему из всего селения в живых остался он один, и не завербован ли он турецкой разведкой. Но над кроватью отца вплоть до последнего дня его жизни всегда висел портрет настоящей матери. К сожалению, в те времена мало кто мог понять его и посочувствовать, когда всюду Сталинские приспешники искали врагов народа. Приёмные родители жили трудно, поэтому отец, не желая их обременять, в шестнадцать лет ушёл добровольцем в армию. Попал в приграничный гарнизон, охранявший Армению от турок. Не раз его посылали в разведку с другими однополчанами к туркам. Он умел получать много интересных сведений, так как хорошо выучил турецкий язык. Его ценили. Здесь он прослужил какое-то время, пока опять не произошли трагические события. Левон стоял в карауле, точнее, прятался в углублении гор. Посты в гарнизоне делались вроде небольших пещер в скалах, незаметных для глаза врага. Ночью турки произвели неожиданное нападение на пограничников: сначала забросали всех гранатами, затем стали добивать живых. Численностью они в несколько раз превосходили гарнизон. Несколько гранат взорвались неподалёку от того места, где стоял отец. От взрыва гранат его оглушило, он потерял сознание. И одновременно сверху со скалы свалился большой камень, который завалил выход из пещеры, в которой он находился. Когда Левон очнулся, всё было тихо. Он попытался выбраться из западни, но камень было невозможно сдвинуть с места. В этом заточении ему пришлось сидеть до тех пор, пока не послышались голоса и знакомая армянская речь. Однако помощь пришла поздно, весь гарнизон был уничтожен, собирали мёртвые тела. Левон стал звать на помощь. Его услышали. Несколько человек, навалившись, сдвинули камень с места, освободив пленника. После этого месяц он пролежал в госпитале. Изо всего гарнизона Левон один остался жив. И в этом проявилась вторая мистика, или рок Судьбы, которая хранила его. Разве не чудо то, что изо всего гарнизона он один остался живым? И разве не таинственным образом его завалило тяжёлым камнем, который не под силу было сдвинуть даже двум человекам, в то время, когда турки в очередной раз добивали армян? Но уже с первого страшного дня в своей жизни, когда турки вырезали всё село, Левон решил спасать людей от смерти, поэтому после ряда скитаний, пройдя рабфак, он поступил в Бакинский медицинский институт, который закончил в 1932 году и получил звание врача и право осуществлять лечебное дело. Но этого ему было недостаточно: спустя некоторое время он стал не простым терапевтом или хирургом, а врачом-чумологом. В те довоенные годы чума, холера и прочие эпидемические заболевания косили людей тысячами. У отца перед глазами постоянно стояла картина – лежащие на земле во время эпидемий десятками и сотнями мёртвые тела, и никто не способен был их воскресить. Отцу хотелось спасать, и он стал осуществлять свою мечту. Уже в этом же 1932 году он прошёл курсы по подготовке лечения чумы и холеры и был зачислен на должность эпидимиолога в АССР. Здесь вскоре был переведён на должность аспиранта института в противочумнόм отделении. Через три месяца был командирован в город Саратов на курсы по усовершенствованию на восемь месяцев. По окончании противочумных курсов был назначен на должность заведующего противочумной лаборатории в Белясуваре. А в 1937 году его зачислили на должность врача санэпидлаборатории при Бакинском военном госпитале. Здесь, в военном госпитале, он работал включительно по 1939 год в звании «военврач второго ранга» (фото 3). Молодых специалистов для изучения чумных и других микробов посылали многократно в Казахстан, Монголию отлавливать сусликов, тарбаганов, крыс и прочих грызунов, разносчиков данных болезней. Чума, холера вспыхивали то на Северном Кавказе, то в республиках Средней Азии, и Левон Мартиросов в первых рядах врачей всегда вызывался оказывать помощь заболевшим людям, спасать их от смертельных заболеваний. К этому времени после института у него появился друг, с которым они обычно и вызывались ехать в опасные районы. Прошла сильная чума на Кавказе, унеся тысячи жизней. Левон со своим другом делали прививки вакцины ещё не заболевшим, пытались спасти умирающих, убирали трупы. Они спасали и никогда не думали, что в любую минуту могут сами заразиться и умереть. Судьба, как ни странно, хранила их двоих, хотя очень много врачей и медперсонала, помогающего населению, тоже заражались и умирали на глазах у них. Левон с другом (к сожалению, я не запомнила его имя, так как отец только раз рассказывал об этом, когда я ещё была мала и подробности меня не интересовали) с чемоданчиками, в которых лежали лекарства, шприцы, вакцины, также, как и в детстве в ту трагическую пору, ходил от селения к селению. Эпидемии бушевали страшные, мёртвые люди также лежали на улицах и в домах. Приходилось обходить каждый дом и кричать: «Есть кто живой?». Очень многие дома встречали их мёртвым молчанием смрадных от разлагающихся тел комнат: люди умирали целыми семьями, и некому было их похоронить. Мёртвые тела лежали на кроватях, на полу; люди умирали сидя, облокотившись о стол или стенку дома. Младенцы умирали в своих люльках. Страшный запах мертвечины распространялся вокруг, он преследовал везде. Из-за него невозможно было есть. Ели только чеснок (для собственной профилактики) и хлебные лепёшки, которые пекли на костре и камнях. Чтобы хоть как-то приглушить этот запах, отец стал курить. (В мединституте он не курил.) Но иногда помощь приходила вовремя, некоторых людей удавалось спасти. Вовремя сделанные вакцины помогали людям. Врачи и медперсонал не давал эпидемии распространяться, места с чумой или холерой блокировали. Отца с другом перебрасывали с места на место. Из спецодежды в ту пору были: халат, марлевая повязка, резиновые перчатки, сапоги. Очень много его знакомых врачей погибло от тех же заболеваний, от которых они спасали других. На борьбу с одной из эпидемий было послано двадцать врачей, в том числе и отец с другом. В живых странным образом остались только двое: отец и его друг. Страшная болезнь оказывалась сильней врачей. Поэтому Мартиросов стал участвовать в разработке новых препаратов для предупреждения эпидимиологических болезней. Пока эпидемий не было, он работал в лаборатории, проводили опыты на белых крысах и кроликах. Искали новые препараты, тем более что видов чумы существовало множество. Отца часто перебрасывали с места на место, так как специалистов его профиля было очень мало: люди боялись этой специальности, так как восемьдесят процентов медперсонала, работающего по данному профилю, погибало вместе с теми, кого они спасали. Врачи и медсёстры не возвращались из служебных командировок. - - - Когда началась Великая Отечественная война, отец просился на фронт, но его не взяли по двум причинам. Во-первых, он был редким специалистом. Люди не шли в чумологи, так как в те годы это была смертельная профессия, и подобные кадры просто не из кого было готовить. Отец же за годы работы в области охраны здоровья трудящихся по борьбе с особо опасными инфекциями получил множество благодарностей и поощрений и всегда числился на лучшем счету, проявляя себя как эрудированный специалист-чумолог. Во-вторых, отца не взяли на фронт, так как он был глухим на одно ухо. Он болел отитом, который и привёл его к глухоте левого уха. Но скорей всего, в этом тоже был перст Судьбы, лишившей его частично слуха с целью, чтобы он не попал под вражеские пули и был сохранён для будущего. Судьба часто использует малый удар, чтобы спасти человека от смертоносного удара. В годы войны он какое-то время работал в военном госпитале в тылу. И здесь из желания вылечить людей впервые обнаружил в себе необычный дар: он чувствовал, как с его рук струится энергия и, направляя её на раны солдат, он заживлял их, снимал боль руками, хотя в то время никто не понимал, что он делал. Однако люди знали, что у врача Мартиросова - самый большой процент выздоравливающих. Так, леча людей, отец в военные годы дослужился до звания майора. Когда в средней Азии началась холера, отца перекинули туда ввиду того, что таких специалистов (чумологов), как он, в то время было немного, тем более что они часто сами погибали, спасая других. Помогал он и туркам, когда-то уничтожившим его семью. У него не было чувства мести или какого-то предвзятого отношения к ним. Это были уже другие люди, больные, жалкие, ждущие помощи – и он спасал их от холеры, спасал детей тех, чьи деды и отцы, возможно, убили его семью. Если же говорить не о профессиональной деятельности Мартиросова, а о личной, то его собственная семейная жизнь начала складываться только с 1941-го года. В феврале этого года Левон Арутюнович был зачислен в штат Иркутского противочумного института на должность научного сотрудника вакцинного отделения. Затем стал заведующим сывороточного отдела. Здесь он познакомился с Добролюбовой Людмилой Сергеевной, или просто Милой (фото 2, Людмила). Она родилась в 1917 году в городе Иркутске, поступила работать в противочумный институт, расположенный неподалёку от её дома по улице 3-я Советская. Она работала лаборанткой, в то время отец находился в звании капитана. Молодой черноглазый брюнет (фото 1) сразу же обратил её внимание на себя. Между ними появились чувства, отец стал захаживать к ней в гости, где познакомился и с младшей сестрой Антониной (фото 5). До этого отцу некогда было заводить семью, он всё время был в разъездах по опасным зонам. К тому же постоянный риск заразиться самому и заразить тех, кто окажется рядом, не позволяли ему жениться. Но сильные чувства к девушке и собственный возраст (ему было уже 38 лет) заставили его отступить от своих правил холостяка. Они поженились с Милой (Людмилой Сергеевной Добролюбовой) в июле 1941 года. Но судьба отца складывалась нелегко. Они ждали первого ребёнка. Отец радовался, что скоро перестанет быть одиноким, и у него вновь появятся родные люди, своя полноценная семья. 8-го июня 1942 года у него родился сын Эрнико, которого мы всегда звали Эрик (фото 6, 9). Левон в это время как обычно был в месячной командировке. Ему дали телеграмму, возвестившую о рождении долгожданного сына. Отец, радостный и счастливый, поспешил приехать на пару дней раньше. Купив жене подарки и цветы, он шёл по Иркутску в возвышенном настроении, переполненный высоких чувств и в предвкушении заключить в объятия любимую жену и крошку сына. Он решил, что подарит тому деньги, кто первым выйдет к нему навстречу и возвестит о рождении первенца. Но Судьба готовила ему ужасный удар. Когда он уже приближался к заветному дому, навстречу попалась соседка и неожиданно трагически сообщила: - Ой, Лева! Какое горе у вас! Мила-то умерла. Это был оглушительный гром среди ясного неба. У отца всё померкло в глазах, дыхание перехватило. Ему показалось, что в эту минуту он умер сам. Это был такой удар, который болью отзывался в его сердце до последних дней жизни. Все подарки и цветы выпали у него из рук. Ему казалось, что он упадёт, но, собравшись с силами, он двинулся дальше и шёл уже как в бреду, не понимая, что случилось и почему. Людмила Сергеевна Добролюбова умерла 22-го июня 1942 года, через две недели после рождения сына, от заражения крови, оставив крепыша мальчика. Говорят, что фамилия Мартиросов происходит от имени Мартирос, что означает на армянском языке «страдалец». Во всяком случае, судьба отца полностью является этому подтверждением. Он страдал всю жизнь, поэтому мы, дети, почти никогда не видели улыбку на его лице. От переживаний или от того, что отца продуло на кладбище во время похорон, его разбил сильный радикулит, он слёг. Отец лежал и с трудом поднимался к сыну, чтобы накормить его из бутылочки коровьим молоком, которое приносила соседка. Мальчика поставили на искусственное питание. Как и положено, на похороны пригласили всех родственников. Младшая сестра умершей – Добролюбова Антонина Сергеевна (фото 2, 5) - после окончания очередного курса сельскохозяйственного института проходила практику в учебном сибирском хозяйстве, которое находилось далеко от Иркутска. Сообщение к ней шло несколько дней. Машин у хозяйства не было, поэтому Антонине предоставили лошадь, чтобы добраться до ближайшей станции железной дороги. Пока сообщение дошло до неё, пока она скакала на лошади и ехала на поезде, похороны уже состоялись. Она опоздала. Посетив мужа сестры, Антонина увидела жалкую картину: больной, еле перемещающийся по комнате мужчина, и крошечный малютка, требующий постоянного ухода. То есть в помощи нуждались оба, и она, поплакав о старшей сестре, самоотверженно принялась ухаживать за малым и большим. Отец болел долго. Антонина хорошо справлялась с обоими, нуждающимися в помощи. В то же время внешне она не проявляла эмоций по поводу смерти старшей сестры, чтобы лишний раз не доставлять боль мужу сестры. Своё горе и невыносимую боль по горячо любимой сестре она доверяла только дневнику. Некоторые записи из него в полной мере позволяют понять её чувства в данной ситуации. Мила была старше Антонины всего на три года, поэтому они были между собой очень близки и любили друг друга. Были ещё две сестры, но обе намного превосходили их по возрасту, а поэтому их интересы не стыковались с младшими сёстрами. Но чувства младшей сестры Антонины к старшей - Миле - хорошо раскрываются в следующих записях из её дневника. «…И вот теперь я плачу, как будто похоронила тебя только что. Милая моя! Я тебя вижу почти каждую ночь, и за это спасибо, что приходишь ко мне. Как я могла только жить без тебя, родная моя. Зачем ты оставила нас? Лучше бы я умерла вместо тебя. Но, видимо, так угодно Небу. Неужели я буду долго жить без тебя? Дорогая, возьми нас всех. (Она имела в виду страдающего мужа, себя и ребёнка). Ты всегда со мной. Твой образ стоит предо мной! Как бы я хотела обнимать тебя, целовать. Но нет тебя! Мне больно и печально! Зачем так сложилась наша с тобой жизнь? Зачем я должна продолжать её? Разве не могли бы мы жить вместе, каждый своей семьёй, ходить друг к другу в гости? Но прости меня, что я осталась, а тебя нет». Когда отец выздоровел, и пришло время Антонине уезжать, он неожиданно предложил ей стать его женой, сказав, что, наблюдая за ней, он пришёл к выводу, что лучшей матери для своего сына ему не найти. Отец был молод, красив, и Антонина, успев привязаться к племяннику, как к собственному сыну, согласилась, тем более что она была знакома с Левоном почти с первого месяца знакомства с ним своей старшей сестры. Так младшая сестра стала второй женой отца. Свой брак они зарегистрировали 13 января 1943 года. Что руководило ими в то время при объединении своих судеб? Это была программа их земной жизни. Она диктовала им то, что порой самим им казалось смутной реальностью, сном. «И вот я его жена, - писала Антонина Сергеевна после регистрации. – Какая насмешливая жизнь! Разве год тому назад могла ли я думать об этом? Я так желала счастья своей любимой сестре, что рада была бы все её несчастья принять на себя. Но что же вышло? Она умерла… Ох, зачем так случилось? Как плачет душа! Разве это рок – быть мне его женой через смерть моей дорогой сестры? Нет, не хочу я счастья через несчастье своей близкой… А ей так хотелось жить, ей так хотелось иметь сына, увидеть вернувшегося из командировки любимого мужа. И что же? Всё есть, но нет её. Всё это досталось мне, перешло по наследству вместе со всеми её вещами. Муж – по наследству. Так я именую мысленно его. О, моя дорогая, родная! Дорог мне муж твой, потому что был он дорог тебе. Дорог мне сын твой, потому что он стал моим. Твои предсмертные мысли не знаю я. Но обещаю, что любить его буду, заменю ему бедную мать. Мужу твоему буду я примерной женой. Ох, дорогая моя, люблю я тебя! Твой образ - всегда у меня перед глазами. Родная, прости мне всё. В чём виновата я перед тобой, что заняла твоё место? Поверь, я не хотела этого, и сделала это только во спасение тех, кого ты любила. И знай, дорогая, что жизнь я отдала бы, чтобы ты была здесь со своей семьёй». Так моя мать тяжело переносила смерть любимой сестры. Но никто никогда не подозревал о том, как глубоки её страдания. И только после смерти моей матери я позволяю открыть её чувства, которые она доверяла только маленьким страницам дневника. Каждый из родителей грустил о Миле по-своему, и каждый помнил о ней до последних своих дней. Воспоминания отца часто прорывались в грузинской песне «Сулико». Иногда он садился и, беря в руки гитару, трогательно-грустно пел: Я могилу милой искал, Сердце мне сжимала тоска, Плакал я и звал Сулико, Сердцу без любви нелегко. Долго я бродил среди скал, Сердце мне сжимала тоска. Плакал я и звал – «Сулико!», До тебя дойти нелегко… Тогда мне было непонятно, почему отец постоянно поёт эту песню, и глаза его наполняются великой печалью. Мы не знали, что у нашего старшего брата мать - другая. Только, когда дети стали взрослыми, им открыли эту тайну. Мы узнали, что наша родная тётя Мила была родной матерью старшего брата Эрика и умерла, оставив малыша одного. Песня Сулико была и нашей любимой песней по красоте звучания и глубине чувств, но когда мы узнали тайную подоснову любви отца к ней, то она приобрела для нас ещё большую значимость. Кстати, надо сказать, что по паспорту день рождения у отца значился в июне месяце, но так как и первая его жена умерла в этом же месяце, то он перенёс день своего рождения на другой месяц, поэтому мы, дети, поздравляли его всегда 15 сентября. И только спустя 28 лет после смерти отца, заглянув в его документы, мы увидели другую дату, чему были немало поражены. Но, сопоставив факты, я пришла к выводу, что причиной этого была смерть нашей родной тёти Милы. Он не хотел никаких радостей в тот месяц, который отнял у него самое дорогое. (Кстати, и вторая его жена – Антонина – умерла тоже в этом же месяце – 11 июня 1988 года. В этом месяце было два дня рождения: отца и сына Эрика, и две смерти двух любящих друг друга сестёр: Милы и Антонины). Но вернёмся вновь к истокам создания нашей семьи. Вторая сестра Антонина вышла за отца замуж. Их брак был зарегистрирован 13 января 1943 года, а 30 ноября этого же года в Иркутске у него родился второй сын, Геннадий (фото 6), совершенно не похожий на старшего брата. Тот был большеголов и сероглаз, а этот – маленький, черноглазый. Роды тоже были трудные, и вторая сестра тоже чуть не умерла, пролежав 12 часов без сознания, но на этот раз врачам всё-таки удалось её спасти. В 1944 году, спустя ещё полтора года Левона Мартиросова откомандировали в Сталинградскую область в Светлоярский район, где в одном из селений разместили противочумную станцию (фото 4). В этом селе под Сталинградом, ныне Волгоградом, я (Людмила Леоновна) и родилась в 1947 году. После того, как сын Геннадий родился трудно, моя мать боялась, что вторые роды тоже пройдут тяжело, но во-преки её ожиданиям я родилась очень быстро и легко. При этом роды происходили без специализированных врачей, их пришлось принимать самому отцу. Было воскресенье, день выборов. В то раннее февральское утро (9 февраля 1947 г.) отец встал рано, так как должен был возглавить избирательную комиссию. В это время у матери начались схватки. Зима была снежная, сугробы завалили двор, из дома невозможно было выбраться, не откопав дверь. Отец растерялся. Он говорил матери: «Подожди, потерпи немного, я сейчас сбегаю за акушеркой». Но дверь не открывалась, а мать говорила, что всё - она не может терпеть, и чтобы он никуда не уходил. Тогда отец понял, что принимать роды надо самому. И хотя ему, как врачу, подобным делом не приходилось заниматься, но нужно было спасать жену и ребёнка. Я не заставила долго ждать родителей и появилась на свет быстро, так что не причинила матери особых мучений. У отца после двух мальчиков появилась первая дочь (фото 18). Завернув ребёнка в пелёнку и передав матери, отец вновь навалился на дверь, заваленную снегом, кое-как пролез в щель, через сугробы помчался к акушерке, вызвал её, чтобы она помогла матери, и только после этого пошёл на выборный участок. Работа на противочумной станции продолжалась. В основном это был женский коллектив. Отец руководил им. Нельзя сказать, что работа в противочумной лаборатории была безопасной. Отец со своими подчинёнными испытывал опасные бактерии чумы разных типов и холеры на белых свинках и кроликах, исследовали грызунов, как разносчиков всевозможных эпидемиологических заболеваний. Животным делали прививки с бактериями, они заболевали, а потом их учились спасать, вводя вакцины и ища наиболее эффективные средства защиты человека от смертоносных болезней. Врачи упорно искали лекарство от чумы и холеры, и то, что однажды их удалось остановить, прекратить в истории человечества, немаловажная заслуга и моего отца. Он всегда рисковал жизнью, и не только своей, но и членов своей семьи. И хотя врачи работали в белых закрытых комбинезонах и резиновых перчатках, но однажды, исследуя белую крысу, погибшую после заражения чумой, отец разрезал её неосторожно, и кровь брызнула на спецодежду. Комбинезоны были сшиты из хлопчатобумажной ткани, то есть построение ткани было дырчатым, поэтому бактерии свободно могли проникнуть внутрь и заразить самого исследователя. Возникла серьёзная угроза заражения. Отца не пустили домой, а поместили в изолятор, напоминающий тюремную камеру. Его окружали только серые стены, не было даже окна, чтобы микробы не могли проникнуть на улицу. Питание он получал тоже, как в тюрьме, через окошко в двери. Но при этом всё строжайшим образом дезинфицировалось. В этой тюремной камере он провёл сорок дней, но судьба и на этот раз берегла его, а заодно и всех нас. Если же говорить коротко о биографии матери, то она родилась 14 марта 1920 года на Бревновской даче в подвале. Тогда была гражданская война, и её родители прятались в подвале богача Бревнова в городе Иркутске. Училась она с Милой в одной школе. Были всегда как подружки, делились всем, что их волновало. После окончания школы в 1938 году она поступила в Иркутский сельскохозяйственный институт, а в 1942 году окончила его, получив специальность агронома-полевода. Но после переезда в Сталинградскую область работала зоологом на санэпидстанции, а потом три года с 1945 по 1948 год преподавала немецкий язык и химию в Тундутовской семилетней школе. В 1949 году по приказу министерства Здравоохранения СССР отец был назначен начальником морской противочумной лаборатории в городе Новороссийске, где впоследствии у меня родились ещё две сестры – Нона и Лариса (фото 17 и фото 8). - - - Теперь я хочу отойти от простого бытового повествования и сделать пояснения, которые, как говорится, остаются за кадром. А заодно я отвечу на те вопросы, которые задавала моя мать в минуты оплакивания своей родной сестры. В начале я говорила о том, что материальные тела посланников (и ряда сильных экстрасенсов) требуют особых энергетических построений. Энергии сибирских народов должны были соединить с энергией кавказских народов. Через отца шли основные энергетические потоки рода, поэтому из всего селения он и остался жив. В нужный момент его Небесный Учитель специально отвёл его в горы при нападении турок, что позволило ему спрятаться от убийц. Двух мужчин из этого же селения тоже оставили для того, чтобы они помогли мальчику выжить и добраться до людей, которые дальше помогли устроиться ему в жизни. Свыше было уготовано, чтобы Левон Мартиросов остался жив. И при вторичной встрече с турками на границе в нужное время пещера, в которой он находился, была привалена камнем так, чтобы он не смог выбраться сам и вступить в схватку с врагом. Дополнительно Небесный Учитель в трудной ситуации вывел его сознание из действия (он потерял сознание), что и позволило его спасти в такой сложной ситуации. Его не взяли на войну по причине глухоты и как редкого специалиста, опыт которого требовался в борьбе с особо опасными инфекциями. И далее, когда он спасал людей от чумы и холеры, очень много врачей, а иногда и все, кроме него и его друга, заражались и умирали. Они же вдвоём были как бы бессмертными. Судьба берегла отца и от чумы, и от холеры, хотя он всегда бывал в самом центре эпидемий и непосредственно касался больных и умерших, правда, делал это в защитной специальной одежде. Однако одной удачи здесь мало. В этом явно проглядывал перст Судьбы, расставляющий всех по местам в тех либо иных ситуациях. Если Высшим нужно было, чтобы именно он остался жив, то Они и строили ситуации так, чтобы судьба его хранила. (И здесь можно бы задуматься, что болезни управляемы или, что на этих двоих: отца и его друга - ставилась какая-то особая энергетическая защита). Что касается материнской линии, то при её формировании у Высших не всё шло гладко. Первым у Людмилы Сергеевны Добролюбовой родился мальчик. Это был как бы пробный экземпляр. Он имел особое тонкое строение, через него впоследствии проводились экстросенсорные способности. В годы войны такие люди рождались впервые, особого опыта у Высших не было по пропуску душ с особыми энергосвойствами в материальный мир. Поэтому Людмила Сергеевна умерла ввиду того, что Высшие что-то не рассчитали, не учли. Но так как им нужна была сибирская энергетика этого же рода, то они подвели к отцу вторую сестру и создали такую обстановку, что она была вынуждена ухаживать за отцом и в результате она влюбилась в него, а он пришёл к выводу, что лучшей матери для своего первенца ему не найти. Таким образом Высшие добились смешения тех энергетических потоков, которые им требовались для построения физических тел будущих младенцев. Но и у второй жены первым, пробным ребёнком был мальчик, который тоже родился с трудом и чуть не стоил и второй жене жизни. Однако Высшим удалось на этот раз спасти молодую мать. Они вторично проанализировали свою работу по вселению душ в материю, что-то подкорректировали, подправили, в результате чего я родилась очень быстро и легко. Но чтобы никто не мешал моему рождению, они отправили отца из большого города в село и построили ситуацию так, что ему самому пришлось принимать роды. То есть фактически всё сделали сами Высшие, а отец только принял ребёнка на руки. Двое моих старших братьев родились в Иркутске, две младшие сестры – в Новороссийске, а я как бы по дороге между движением отца из Иркутска в Новороссийск. Все мои братья и сёстры обладали какими-то необычными свойствами. Старший брат Эрик (фото 15) мог с детства лечить: когда у друзей болела голова или что-либо другое, он наложением рук снимал эту боль, и, как и отец, быстро заживлял руками раны. Правда, мы об этой способности узнали только, когда в мире появились другие экстрасенсы, и люди стали свободно говорить о подобных способностях. А до этого брат их скрывал. Второй брат – Геннадий (фото 14) - обладал даром ясновидящего. Младшие сёстры: Нона и Лариса (впоследствии Картавцева) - обе были медиумами. Кроме того, у Ноны, впоследствии ставшей Мараховской, со временем проявился дар ясновидящей и целительницы. Но лечить людей она стала уже после посещения наших контактов. Она связалась со своим Небесным Учителем, и Он дал ей коды на различные заболевания, так что лечила она в основном кодами, хотя я чувствовала, что через её руки проходят благие энергии. И все свойства моих братьев и сестёр строились на соединении особых энергий отца и матери. Если говорить о влиянии имени на судьбу человека, о чём мы неоднократно писали в наших книгах, то надо обратить внимание на то, что меня мать назвала в честь своей старшей, умершей, сестры Людмилы, а я свою будущую дочь назвала в честь своей младшей и здравствующей сестры Ларисы. При этом, когда я шла в ЗАГС, чтобы записать имя своего ребёнка и получить свидетельство о его рождении, то собиралась назвать дочь Ларúной, но регистратор заупрямилась, сказав, что такого имени не существует и она его регистрировать не будет. Тогда мне пришлось остановиться просто на имени Лариса. Но теперь я вижу, что мою младшую сестру специально назвали этим именем, чтобы оно понравилось мне через любовь к озорной и весёлой сестрёнке, и чтобы в последствии я назвала им свою дочь. То есть фактически регистратор принудила меня назвать дочь правильно - Ларисой, хотя я собиралась изменить в нём всего одну букву: Лариса - Ларúна. Теперь я понимаю, что это было жёсткое требование Высших – назвать дочь Ларисой и никак по другому. Что касается моего отчества, то здесь, наоборот, из него убрали одну букву, чтобы сделать отличной от всех прочих детей моего отца. У всех них отчество Левоновичи, а у меня – Леоновна, опущена буква «в». Когда отец с матерью в том же селе Тундутово под Сталинградом пошли выписывать свидетельство о моём рождении, то, получив его на руки, они не проверили правильность его написания, будучи уверены, что там всё верно, а когда спустя несколько дней отец обнаружил ошибку, то, поразмыслив, что исправлять отчество – это большая волокита, решил оставить всё, как есть. Так я стала отличаться от всех прочих моих братьев и сестёр на одну букву, и, возможно, поэтому и жизнь моя сложилась иначе, чем у них. Семья приехала в Новороссийск, когда мне было два года, но этот город я считаю своим родным, как и дочь Лариса, так как она тоже, как и мои сёстры, родилась в этом городе. Более того, для нас с дочерью это - любимый город. Хотя с двадцати лет я стала жить в другом месте, уехав учиться в Ростов–на-Дону, а после окончания института мы уже с супругом поселились в Энске, где прожили более тридцати лет. Но Энск был местом нашего вынужденного пребывания, и поэтому никто из нас троих (я, муж и дочь) никогда его не любили. Нас всегда тянуло в Новороссийск, где горы, море и родные люди согревали нашу душу теплом и любовью." "Огонь Прометея или мистика в нашей жизни", авторы Л. А. Секлитова, Л. Л. Стрельникова, изд. Амрита-Русь. Уважаемые посетители сайта! | |
Огонь Прометея или мистика в нашей жизни | Добавил: Nikolay (30.12.2018) | Просмотров: 525 W |